Только из-за Ровены Ла Марш Эндрю решился уйти, не потому, что почувствовал, что не сможет ничего добиться от них. Но просто ее лицо стало совсем измученным, и Эндрю понял, в чем дело: в маленьком глоточке из бутылочки, ведь до тех пор, пока он не уйдет, ее гордость или же ее алкоголическая мнимая рассудительность не позволяет ей сделать этого. Беседа становилась бессмысленной, и Эндрю решил покончить на этом. Он поднял свою сумку и встал. Лем проводил его до двери, мямля что-то почти так же бессвязно, как и Ровена Ла Марш. Эндрю смог разобрать, хотя у его отчима и не хватало мужества заговорить о волновавшем его предмете прямо, что тот крайне будет обязан Эндрю, если он не расскажет матери об этом братском эпизоде в его жизни.
— Тебе больно сейчас, дружище. Ужасно. Если мы только можем тебе помочь, мы готовы в любой момент. Я, Руви… все мы. Только скажи, дружище. Обещаешь?
Я, Руви, все мы. Кто эти «все мы»? Чихуахуа?
Собаки не стали провожать его. Когда Лем закрыл за ним дверь, Эндрю все еще слышал, как те рычат и тявкают на коленях Ровены Ла Марш.
Он взял такси и вернулся домой; распаковав сумку, после некоторого колебания высыпал драгоценности в один из ящиков высокого комода. Теперь это можно было сделать. Полицейские привели квартиру в порядок, и все опять здесь стало до боли привычным, как было при Маурин, отчего ее образ стал таким ярким, каким еще не был. Казалось, она как привидение присутствует всюду, находится поблизости и просто не попадает в поле зрения, словно пытаясь каким-то образом заново убедить его, заставить поверить ей.
У него начала раскалываться голова. Он знал, что ему потребуется вся энергия для тяжелого разговора с лейтенантом Муни. Эндрю пошел в ванную за аспирином. Маурин была и там.
«Ты самый покладистый человек в мире, тебя так легко любить».
Ровно в четыре часа появился лейтенант. Грузный, впечатляющий, он прошел в гостиную и сел, не снимая пальто.
— Ну, мистер Джордан, квартира в норме? Все в порядке?
Тяжелая походка, выразительное лицо, неторопливая медлительность жестов лейтенанта — все должно было производить впечатление занимающегося рутиной доброго копа; Эндрю понимал это, но эффект не прошел. Маленькие голубые глазки лейтенанта были чересчур уж смышленые.
— Я не думаю вас долго задерживать, мистер Джордан. Пара вопросов, и все. Я только что встретился с вашим братом. Он не мог ничего сказать со своей стороны. Кажется, он в самом деле много путешествует. Сказал, что с тех пор, как вы поженились, нечасто встречался с вами и вашей женой.
— Не слишком часто.
— Ваша мать сказала примерно то же самое. По-видимому, в вашей семье не особенно тесные отношения.
Лейтенант медленно засунул руку в карман пальто и вынул толстый, с загнутыми уголками страниц блокнот в кожаном переплете.
— Я не сказал вашей матери, что не было взломщиков. Прекрасная женщина… надо уважать ее чувства, пока это возможно. Я утаиваю это также и от прессы… до поры до времени.
Не поднимая глаз, он просматривал блокнот.
— Мистер Джордан, так вот, что касается той женщины, которой, как вы сказали, звонила ваша жена на вечеринке у мистера Стентона, той, которая, как вы сказали, потеряла сапфировую сережку… Глория Лейден.
Он поднял глаза, и по чуть видному блеску в них — торжеству мига разоблачения — Эндрю догадался, что последует дальше.
— Вы правильно вспомнили имя. Глория Лейден. Я получил ее адрес у мистера Стентона и навестил ее еще до разговора с вашим братом. Она живет с другой девушкой, Мари Кросс, которая прежде снимала квартиру вместе с вашей женой. Мисс Кросс не было дома, но на месте была мисс Лейден. Она подтвердила, что была на вечеринке у мистера Стентона и ушла пораньше. Но на вопрос о том, теряла ли она сапфировую сережку и звонила ли ваша жена ей после этого, она… мистер Джордан, мне кажется, вам надо немного собраться… Так вот, мисс Лейден никогда не теряла сапфировой сережки, и ваша жена не звонила ей.
Так как Эндрю был готов к этому, у него было время подумать. Ну ладно. Маурин не звонила Глории Лейден. Это стало наконец ясно. Тогда, по всей видимости, она и не помогала Биллу Стентону днем. Но вместо боли, которую должно было бы вызвать это доказательство ее обмана, Эндрю почувствовал легкое возбуждение от того, что факты складывались в одну картину. Анонимное письмо — угрожающий враг — шантажист. Почему бы и нет? Разве так нельзя объяснить все эти мелочи, непонятные тайны их супружеской жизни? Некто узнал о происшедшем в Пасадене или же о каком-нибудь другом, более позднем эпизоде в Нью-Йорке. Маурин встретилась с шантажистом и попыталась справиться с ним в одиночку. Таким образом, шантаж, все нарастающее давление, а в конце — борьба за пистолет.
Стоило возникнуть этой идее, и Эндрю был уже точно уверен, что так все и было. На него нахлынуло чувство тоскливой жалости к жене и жестокой ненависти к ее неизвестному преследователю.
Лейтенант следил за ним. Мерцание торжества в его глазах стало еще более заметным. Эндрю знал наверняка, как интерпретировать это. Насколько лейтенант Муни мог представить себе, он был пойман на лжи. Как обычно, старая, до боли знакомая для полиции картина: муж, который поссорился с женой (а разве Эдамсы не свидетели ссоры?), муж, который отчаянно пытается врать, потому что убил жену.
— Ну, мистер Джордан, вы по-прежнему утверждаете, что не ссорились со своей женой на той вечеринке?
— Мы не ссорились.
— И вы по-прежнему утверждаете, что ваша жена звонила Глории Лейден?
— Так она мне сказала.
— Вы вошли в комнату, когда она разговаривала по телефону? Вы спросили: «Кому ты звонишь?» И она ответила: «Глории Лейден»?
— Да.
— Вы расслышали какие-либо слова, которые она говорила по телефону?
— Да. Она сказала: «Слава Богу, нашлось. Я чуть не сошла с ума, что она…» Потом Маурин увидела меня и замолчала. Я думал, что она говорила с соседкой Глории Лейден о сережке.
— Но это было не так?
— Как видно.
— Ее объяснение звонка оказалось ложью. Зачем она лгала?
— Не имею понятия.
— Потому что она звонила кому-то, о ком не хотела чтобы вы знали?
— Возможно, это одна из причин.
— Одна из причин? Какие могут быть еще? — Голос лейтенанта Муни приобрел угрожающий оттенок. — Мистер Джордан, вы сказали, что не было неприятностей между вами, не было тайн, не было других женщин, не было мужчин. Вы все еще утверждаете это?
Что бы стоило ему сказать: «Я считаю, что мою жену шантажировали»! Казалось, так логично сделать этот шаг, и Эндрю уже почувствовал, как его рот открылся, чтобы произнести эти слова. Но потом, как раз вовремя, он одумался, ведь единственный способ дать убедительное объяснение вымогательству — это показать письмо к Розмари, которое сделало бы его самого гораздо более вероятным подозреваемым, нежели какой-то гипотетический шантажист.
Чувствуя, как пот щекочет под мышками, Эндрю сказал:
— Между мной и женой не было неприятностей. Насколько мне известно, у нее вообще не было неприятностей в жизни.
— И тем не менее она лгала вам по поводу телефонного звонка?
— Боже мой, сколько жен, обманывающих мужей по поводу телефонных звонков!
— Которых потом приканчивают? — Лейтенант Муни поднялся. Он навис над Эндрю, глядя сверху вниз, с деревянным лицом, зажав желтый карандаш в своем могучем красном кулаке. — Хорошо, мистер Джордан, давайте рассмотрим нашу ситуацию. Два человека на вечеринке — люди совершенно посторонние — говорят, что видели, как вы ссорились со своей женой. Вы отрицаете это. Вы говорите, что ваша жена звонила подруге насчет пропавшей сапфировой сережки. Подруга отрицает. Ваша жена убита. Кто-то пробует инсценировать ограбление, но взломщиков не было. Тогда это что? Кто-то, у кого есть зуб на вашу жену? Вы отрицаете то, что у нее были недоброжелатели. Кто-то из ее прошлого? Вы говорите, что ничего не было в прошлом. Ладно. С чем мы остаемся? Жена, которая без всякой причины убивает себя.
Эндрю посмотрел ему в лицо.
— В настоящий момент все выглядит таким образом.
— Это все, что вы можете сказать?
— Все.
Некоторое время лейтенант Муни стоял, изучая Эндрю; в его глазах по-прежнему сохранялся оттенок торжества, как будто это нескладное псевдообвинение должно было бы произвести какой-то чудесный эффект на Эндрю. Когда ничего не произошло, лейтенант флегматично расслабил плечи и, продолжая стоять, заглянул еще раз в блокнот.
— И еще одно, мистер Джордан. Вы сказали, что врач вашей жены предупредил, что она не сможет рожать детей, если не сделать трудную и очень опасную операцию.
— Да, так.
— Я полагаю, вы знаете имя врача.
— Да, это врач моей матери, доктор Мортимер Вилльямс.
— Вам приходилось сопровождать вашу жену, когда она ходила на консультацию к доктору Вилльямсу?
